Родился в Челябинске в 1988г. Окончил ЮУрГУ по специальности экономист, Литературный институт им. А.М. Горького по специальности литературный работник. Публиковался в журналах «Москва», «Нева», «Знамя», «Бельские просторы» и др. Участник форума «Липки» (2018, 2021, 2023 гг.), Зимней школы поэтов г. Сочи (2023, 2024гг.). Живёт в Челябинске, работает в Челябинской областной универсальной научной библиотеке.



Отчим
В пустых метафизических лесах,
Где нет берёз, осин и прочих,
Челябинск — это пьяный отчим,
А Ебург — это детский страх.

Сегодня волны бечевой
Повисли в океанной раме.
Ну, кто куда, а я — в марани.
Пойду, возьму себе чего.

Пока все делали детей
(Не зря ж открыли столько винных
Для производства душ невинных!),
Я возвращался из гостей.

Из москв, тюменей и пермей,
Из северных обморожений
В квартиру бывших отношений,
Где не было меня темней.

И страх сгущался над страной,
И видел сына я воочию.
Да, это я твой пьяный отчим.
И пусть, что сын ты мне родной.


Материал

Многоэтажный дом позвал меня домой
В одну из тех квартир, что и зовётся «домом».
Но гроздья этажей висели надо мной,
И грозы запеклись под чёрным небосклоном.

И я решил: не тот, кто мучает зверей,
Не тот, кто на людей работает бессчётно,
Зовётся лиходей, халдей или злодей,
А тот, кто вылил в мир пластмассовые окна.

В моём стальном лесу, где похоронен лес,
И мысли мертвецов стоят, как Заболоцкий,
Здесь достают нули из годовых колец
И нарезают дым на плоские полоски.

Такие чудеса, тут всё – материал!
И все смирились с тем, что мысль материальна:
И в голове металл, и в воздухе металл.
Но вот, летит скворец, а значит, всё нормально.

Снег
Вот, лес блюёт листвой,
Вот, солнца концентрат —
Собрат денатурата.
В утратах я герой.
Я — властелин утрат.
А ты не виновата.

Снаружи гнут столбы,
И ходят строем псы,
А дети одичали.
Никто так не любил
И так не пил Апсны,
Как мы с тобой в начале.

Когда настанет снег,
(Скорее бы уже)
Он заметёт округу.
Тебя давно здесь нет.
Я жду отлёт стрижей
К югу.

Тетрапак
В момент скисанья молока
Дни превращаются в неделю.
О, как же мы недоглядели,
Беда начнётся с пустяка!

Я молоко несу туда,
Где мимо мчит река Челяба,
Где удит мужичонок краба,
Но краба не берёт уда.

Когда прольётся тетрапак
Среди камней густым истоком
(Окажется, что камни боком
Умеют ползать. Это так!),

Дней лопнет полиэтилен,
Блеснёт вдали монеткой кормчий,
Девчонка-дура рожу скорчит,
Но не заметит перемен.

Их и не будет здесь, пока
На кухне жарится печёнка,
Ревёт соседская девчонка,
Бежит нездешняя речонка
Испорченного молока.

Яблоки
Ему и яблоки, и ветки говорят
О чём-то о другом, совсем не здешнем.
Но свет переливается кромешный,
И яблоки от этого горят.

На улицу приехал Кадиллак —
Такая радость, все идут с поклоном!
А он остался в месте незнакомом.
Гуляет там и светится, как мрак.
Дурак.

Тепло
Земную жизнь пройдя и блаблабла
И список кораблей до середины,
Я в поисках какого-то тепла
Запутался, как будто в пуповине.

Покуда я ещё не людоед
(Вот здесь тупая шутка: где же Люда?),
Меня гнетёт обилие диет,
И гнёт от недостатка чуда.

Стоит воскресный перезвон
В пакетах пятничных прохожих!
Но кто-то выкурил озон,
А день, как Дэвид Блэйн, скукожил.

И кто-то (а, ведь это я!)
С лицом дебила смотрит в ленту
(Ну да, залез, не устоял),
Не подобающий моменту

Прозрения, в котором свет
Пронизал память до роддома.
А там не росчерки комет,
Ни даже рокот космодрома.

А только талая вода
И родничка двойная льдинка
И я плыву, плыву туда,
Где целой жизни половинка.

Таинство
Я принесу тебе волшебные грибы:
Ежовик, слизевик, плютей олений,
И музыка из заводской трубы
Взовьётся, и начнутся песнопенья.

Качнутся времена, как зверобой,
И времена настанут золотые.
И ангел с позолоченной губой
Произнесёт невнятно про святыню

Всего лишь пару слов. Мы спросим: что?
А он уже исчез, как не бывало.
А нет, смотри, вон он, в пальто
С сияющим пакетом бело-алым.

Виноват
И вот, я только что умер,
а ты уже опять ревнуешь.
И вот, меня похоронили,
а ты недоверчиво косишься на близлежащие могилы:
как бы мой похабный труп не полез ночью к соседке.
Или
как бы мой оголённый дух
с кем-нибудь не спутался в небесях,
не дай Бог, какая грешная душонка окажется потом на сносях.
Ты и детей никогда не любила, так и говорила: фу, дети.
Потому что видела в них моих бастардов.
И от слова «нейросети»
тебя передёргивало,
потому что ты-то знала, они народились от порносайтов,
которые я смотрел.
И должно было тебе стать спокойнее, когда я окоченел.
Но, видимо, инерция. Она несёт тебя к медиумам,
ты их просишь шпионить за мной
или проклясть меня, чтобы я стал импотентом,
а они говорят, что души бесполы, абсолютный ноль.

Но вообще-то, ты, конечно, кругом права, а я виноват.
И вроде бы да, горбатого могила исправит.
Но проблема как раз в том, что я не горбат.

Январское
Шаманского шампанского налей
В кормушки заскучавших снегирей,
И тонкий ломтик праздничной метели
Они тебе оставят на качели.

Резного снега принесут волхвы,
Он плоть от плоти пасынок халвы.
Но достаётся тёрн переплетённый
Тому, кто остаётся не рождённым.

Минуя веки, просочится свет
Во тьму зрачка, и канет света след.
И ты увидишь ангела в сугробе,
А это я лежал тут у дороги.
***
Бежево-белый
Цвет белизны.
Я за пределы
Хочу улизны!
Жёлтые стрелы
В белого метят коня,
А попадают в меня.

Каждой букашке
Свой лепесток,
Каждой мурашке
Электрический ток.
Плещется в чашке
Сон-молоко.
Вылит рукой.

Вещи согнулись,
Словно на бис.
Джинсы на стуле,
Не торопись,
Мы же в июле
Прячемся от
Уличных нечистот.

Танки промокли,
Едут домой.
И в кофемолке
Кофе другой.
Всё недомолвки
И желтизна —
Вид из окна.