К старьевщику на барахолке я хожу по субботам, аккурат к открытию рынка. Дед отворяет контейнер, уходит в темноту, щёлкает выключателем, скидывает плащ на коробки с кассетами, прищуривается на меня: «Напомни мне, паря, чего ты ищешь?»

«Лампу для проектора», - повторяю и протягиваю на бумажке маркировку лампы. Старьевщик пыхтит на полку с объективами, фотоаппаратами и кинокамерами. Потом надевает очки, открывает тетрадь, ведёт пальцем по строчкам «Пых-пых-пых».

Смотрит на меня:

«Нету».

И вдогонку:

«Ну ты приходи, вдруг, кто принесёт, всяко бывает».

Я благодарю, но не спешу уходить, иду вдоль развала. На покрывалах видавшие свою лучшую жизнь скороварки, будильники, закатки, сечки с корытами, фотомыльницы. Продавцы сметают с товара снежную пыль, пьют из термосов чай, перекрикиваются.

Лампа мне нужна для кинопроектора «Луч». Проектор достался от отца. Обычная история: папа ушёл из семьи, когда мне было три года. Где-то там, вне нашего с мамой дома он обретался, тихо присутствовал, иногда проявлялся, а потом женился, взял женщину с ребёнком, девочкой. Девочка оказалась моей одноклассницей, мы с ней пошли в один первый класс одной школы. Тот ещё прикол, конечно. Подростком я даже был в гостях его новой семьи, но быстро увлёкся своей многотрудной жизнью и мне было не до папы и обретённой сестры.

Сестра нашла меня, написала, что папа умер. После похорон открыла шкаф «Может, надо что, посмотри».

Я взял первую коробку: «Как сама?»

Сестра вышла замуж, родила пятерых, жила с мужем в большом доме.
В коробке были фотографии. Я забрал ту, на которой был у отца на руках. Оказывается, он хранил фотографии своей первой семьи. Это делает ему честь, наверное.

У самой стенки шкафа я высмотрел кинопроектор и бобины с плёнкой. Привёз наследство домой. Почистил, смазал ролики, протёр линзу объектива. Зарядил плёнку в паз. Включил.

С такими проекторами я уже имел дело. Беспокойный завуч по внеклассной работе каждый год устраивала в школе ярмарки. На ярмарках крутили «Самогонщиков» за 10 копеек. Деньги капали в загадочный фонд класса.

А после школы мы с одноклассниками ходили в кинотехнический кружок. Тогда взрослые еще пытались занять детей чем-нибудь полезным, чтобы без дела не болтались и не склонялись к преступлениям. Кружок вёл горбун. Он крутил кино в неотапливаемом деревянном павильоне на центральном рынке, а два раза в неделю приходил к нам, в детский клуб, в подвал без окон. Мы разбирали устройство проектора, учились склеивать плёнку и смотрели кино. До дыр засматривали «Землю Санникова». Причём бобины с последней двадцатиминутной частью у нас не было, и всё неизменно заканчивалось выстрелом.

В общем, такой аппарат я и сам мог зарядить плёнкой, главное, попасть в пазы лентопротяжного механизма.

Проектор затарахтел, провернул бобины, но стена осталась пустой. Лампа проектора перегорела. Вот и думай: никакого привета из прошлого.

Я прислонил плёнку к оконному стеклу, через лупу пытался разглядеть мелкие фигуры в кадре. Вообще-то я никогда так не делал: не разглядывал чужую жизнь, никому не мешал, и заботился о том, чтобы меня самого было меньше в других людях. Без приглашения не входил.

До того, как я нашёл проектор в шкафу, я пытался отказаться от воспоминаний, не посылать открыток, не дарить подарки. Я не хотел помнить, и не хотел, чтобы помнили обо мне. Всё равно никому ни до кого нет дела. Зачем же утруждать людей, обязывать их на ответную открытку. 

Разглядеть толком ничего не удавалось: маленькие фигурки на фоне многоэтажек, троллейбусы, парады пионеров. Я больше угадывал, чем видел. Наверняка, отец в кино — тот мальчик в шортах, копается в песочнице, а потом его катают на каруселях и угощают мороженым. Там была жизнь уже ушедших людей, далёкая от меня жизнь, к которой я не был причастен, жизнь, совершённая до меня, мимо меня. Не было меня на этой плёнке, не могло быть. Но почему-то я все же хотел подсмотреть за людьми в кадре.

Я стал искать лампу, объездил все радиотехнические магазины, подавал объявления в других городах, каждую неделю обходил старьёвщиков. Даже обращался в местную кинокомпанию, обещали позвонить как настроят оборудование. Звонка не было уже полгода, а так долго любопытство не продержится.

Все чаще меня стал сомневаться: «А зачем мне это надо? Что хочу увидеть? Что хочу понять?» Почему отец ушёл? Так, наверное, надо было поговорить с ним, пока он был жив. А сейчас-то что? Перегорела лампа. И я перегорел, ходил на рынок уже на автомате, просто глазел на торговцев и на никому не нужные вещи.

Видел сцену - торговец пытался втюхать «уникальный медицинский аппарат, из Германии». Объяснял женщине: «Берёшь диск, берёшь второй диск, прикладываешь к больному месту, покажи, где у тебя больное место. Чувствуешь? Легчает… легчает. Берёшь? Ну… приходи завтра на второй сеанс».