Алина Митрофанова


Я-ИНСТАЛЛЯЦИЯ


1
В маленьком городе, где жизнь людей такая же маленькая и незначительная, живёт Анна Степановна. Живёт она хорошо, благополучно. Но без фантазий, без изысков. Двухкомнатная квартира. Двое детей. Сын уже вырос и уехал учиться в большой город, дочь ещё здесь, но тоже строит планы, один грандиозней другого. То собирается стать актрисой, то политиком, то рок музыкантшей, то вообще уехать в экспедицию куда-нибудь в Мексику искать в джунглях следы ацтекской цивилизации.

Анна Степановна слушает её и улыбается печально. Молодость, молодость! Вот и она когда-то мечтала. Думала, что проживёт самую необыкновенную жизнь. А случилось всё, как случилось. Плана на жизнь не было. Вот любила бальные танцы и в школьном кружке была первой, и, боги, чего только ни воображала!.. Но выучилась почему-то на учительницу русского и литературы. А работает в школе вообще методистом. Самое необычное происшествие в жизни Анны Степановны случилось в студенческие годы, когда и сама она училась в большом городе. Несколько вечеров подряд её рисовал художник. Знакомство с ним, впрочем, не оказалось продолжительным. Когда портрет был дописан, Анна Степановна спокойно вернулась обычному кругу общения. Дискотеки она не любила. Любила танцы с курсантами. Но вышла замуж за человека не военного и не умевшего танцевать. И вот живёт с ним уже двадцать четыре года. И вроде бы всё хорошо.

Летом она ездит в отпуск куда-нибудь в Европу на две недели. Мельком следит за танцевальными новостями мира. Вздыхает. Слушает речи дочки. Пожимает плечами. Снова вздыхает. Пытается рассказать о своём, о себе. Обрывает повествование. Постучит по кухонному столу кулачком со словами: «Тьфу-тьфу-тьфу». И снова пойдёт на работу в строгом костюмчике, волосы в пучке, снова будет внимать директрисе на всяческих педсоветах. Никогда не опоздает, никого не подведёт. Только дома, когда никого нет, она танцует.
Люди в маленьком городе все довольно милые, но поговорить интересно ей не с кем. Разговоры у всех одинаковые, предсказуемые! Разве что иногда зайдёт к подруге, а у неё дочка приезжает из столицы. Дочка настоящая искательница приключений – на гитаре играет, поёт в переходах метро, катается автостопом… Где только ни побывала! Всегда есть ей, о чем рассказать. А какие песни поёт!

Послушает Анна Степановна её и снова вздохнёт скромно. Вспомнит молодость, загрустит о себе: «Вот кто живёт по-настоящему, в полную силу! Вот кто не боится собой быть… А я?!.. Даже понять себя не пыталась…» Тут снова она оборвёт свои мысли, постучит кулачком по столу: «Тьфу, тьфу, тьфу! Всё ведь хорошо, слава Богу». Придёт домой, когда никого нет, вздохнёт с тайной радостью, включит музыку и танцует, танцует.


2
Кира снова трясётся в электричке. «Чёрт подери этот маленький город! Каждый раз зарекаюсь там бывать, но ведь что-то тянет, родители всё-таки там, хрендрузья всякие…» Она очень зла. Выходные снова прошли бездарно. А с утра на работу – сидеть на кассе в забегаловке. Жалкая жизнь покорителя мегаполиса.

Надвигается зима, Кира терпеть не может зиму. Петь на улице холодно. Пусть у себя на родине её и считают сорвиголовой, здесь она вполне себе тихоня. Выступает она только пока тепло. На трассу уже пару лет не выходила. Прогресса в творчестве нет, группу никак не собрать. Вокруг одни идиоты!
Она вытягивается на жёстком сиденье, поворачивается на бок, кладёт шарф под голову. Засыпает еле-еле.


Город встречает её как всегда неприязненным расталкиванием проводницы: «Девушка, просыпайтесь, приехали уже». Она поднимается, зевает и идёт своим путём.


Ей уже двадцать семь. Ни мужа, ни постоянного парня. Надо бы, наконец, восстановиться в вуз, завершить вышку. Станет менеджером не пойми, чего, специалистом по рекламе или как его… Может, и работу найдёт крутую. А там и всё само случится.


Но вот подходит к концу ещё один день. Деньги улетают на всякую ерунду. Родители не готовы финансировать её образование, после того, как она сбежала из универа и несколько лет шаталась по стране в хипповатой компании. Дома они её, конечно, примут, накормят, денег немного дадут. Но содержать её не станут, и мозги вправлять тоже. Ей срочно нужен концептуальный советник, который скажет, как жить дальше. Тот, кто поможет правильно расставить приоритеты. Но где такого возьмёшь?

Распаленная злыми мыслями, она быстро шагает домой. Раз останавливается закурить. Возмущению на себя и весь мир нет предела. Ещё и Артура давно не видно. Вот ведь хороший парень. Чистый такой, настоящий. Нет, это она не влюбилась, просто человека хорошего встретила в этом гадюшнике.
Когда Артур впервые зашел к ним в кафе, он посмотрел на Киру и сказал, что лицо у неё знакомое. Оказалось, что он видел, как она играет в подземном переходе, и даже говорил с ней. Правда, она этого не помнит. Она вообще от этой бестолково-безответной жизни ничего не помнит!

Вот Артур – тот, кто знает, зачем живёт! Юный учёный археолог с горящими глазами. Окончил свой истфак. Магистр, защитивший диссер. В аспирантуру поступил и на кафедре работать пригласили. Где он теперь обедает? Наверное, денег больше стало и место поприличней нашёл. Для кого теперь беречь свою редкую улыбку? Кто скажет что-то приятное и неожиданное во время рабочего дня? Кроме него одни морды кругом – тупые, гламурные или деловые, но всё равно морды!

Она нервно ищет ключи, вваливается в квартиру. Врубает на всю катушку Rammstein, берёт в руки гитару, только не для игры, а просто прижимает её к себе, как человека. Звучит «Ohne Dich». Кира начинает всхлипывать. Оставляет гитару. Бросается на кровать, колотит по ней руками и ногами, будто танцует лежа.


3

Артуру всегда было интересно жить. Сначала родители брали его с собой на отдых в Турцию и Египет. Потом практика в университете с выездами на раскопки. Походы в горы, сплавы по рекам и озёрам.

Теперь он аспирант, гордость своего университета. Молодые девочки перешёптываются, глядя на него. Он самый юный сотрудник кафедры. Университет – его мир, в нём он, как дома. Сейчас Артур читает лекцию интересно, живо. В большие окна старого-престарого здания с расписным потолком стучится зима. Первым бурным снегом. Время останавливается в восхищении. Все смотрят в окно.

Он уверен в себе. Он точно знает, что нужно сказать, чтобы всем стало весело и тепло.
Но сегодня вечером он будет стоять у метро с букетом роз, и чувствовать себя совершенным идиотом.

Придёт Мария. И снова потащит его за собой на богемные тусовки, выставки, по сквотам, злачным местам, на крыши. При ней всегда есть трубка, запас марихуаны или очередного стимулирующего настроение порошка – какой там сейчас в моде? Артур старается не вникать в эти дела, заверенный Марией, что на кокаин у нее никогда не хватит денег. А все остальное – баловство.
В Марии удивительно много живости, искренней бесшабашности и безнадеги.

Круг интересов её давно ему знаком, но внутренний мир остаётся непроницаем. Она будто инсталляция чьих-то чужих идей. «Чем живёт Мария?» – уже несколько месяцев пытается понять Артур. И всё более убеждается, что живёт она не иначе, как всем. Всем, что попадется ей под руку.

Она неуловима как музыка. Артур всё гонится, гонится за ней, но только теряет себя. И ему нравится эта безнадёга, эти пустые вечера. На них он учится жить. Он видит жизнь такой, какой не знал её раньше. Объективный мир, в котором он жил, теряется бесконечное число раз в мире субъективном, в её мире.
Мария подбегает, заключает его в свои ничейные объятия. Длинные волосы как всегда растрёпаны. Путь лежит к художникам в очередное арт-пространство. Пространство это они занимают незаконно, за что их вот-вот разгонят. Вот-вот.


Длинные холодные коридоры, по стенам развешены картины. И ещё много картин в пустых продуваемых комнатах, где эти художники умудряются жить и чисто выглядеть. Как? Для Артура это остаётся загадкой. Ещё пару месяцев назад он бы снобски поморщился при виде этих творений. Сплошная абстракция, мазня, неразбериха, доминирующая кривая с Кандинским отдыхают! Так ведь и он намалевать сможет, если поучится немного! Но не теперь… Теперь он, если не восхищается этими картинами, то уже чувствует их. Они останутся фоном, послевкусием от встреч с Марией. Значит, они для него есть.


За полураскрытым окном падает снег. Грязный, как весь этот непарадный центр видавшего виды города. Звучит трансовая музыка. Мария, пригубившая портвейна, извивается в странном танце. Артур подходит к ней. Она касается его своими ничейными руками. Они танцуют. А с ними ещё многие люди, которых он видит впервые, но знает, что каждый здесь ему друг и брат.
А когда утром сюда ворвутся менты, и будут требовать, чтобы все они покинули помещение вместе со своими картинами, Артур впервые в жизни влезет в драку, попадет в отделение полиции. А Мария снова обнимет его ничейно и исчезнет на несколько недель, месяцев, лет.


И вот, продолжит он жить, как раньше. Прилично и перспективно. Да только не интересно ему все это теперь. Как будто бы живёт не он, а его двойник, которому велено повторять день ото дня одну и ту же программу. А настоящий он всё продолжает извиваться в танце с Марией под трансовую музыку.


4
Впервые Мария влюбилась, когда ей было тринадцать лет, в своего учителя по мировой художественной культуре. Училась она в школе с углублённым изучением художественно-эстетического цикла. И школа эта старалась подбирать своим подопечным хороших учителей. Преподавать МХК пригласили Илью Мамаева, набиравшего известность художника.
Илье было уже около сорока лет. Но Марию это нисколько не смутило. Ни один из долговязых сверстников не казался ей таким привлекательным.

И плевать, что у него нарисовывалось брюшко. Зато так элегантно начинала проступать седина в волосах! Плевать, что всем остальным девочкам он не нравился. Зато, какой у него взгляд! Соприкоснись – ошпаришься! Мария слушала его безудержно и страстно. И быстро стала первой ученицей. А когда она узнала, что Илья ещё и художник, она непременно захотела рисовать.
Она даже не понимала, что влюбилась. Она чувствовала глубокое восхищение, чуть ли не растворение в его личности. И больше ничего не надо было! Только слушать, как он рассказывает про художников, про их беспутную святую жизнь! Мария это навсегда запомнила.


Однажды после урока, когда она уже вышла из класса, он, стремительно проходя, коснулся её плеча и сказал: «Молодец! Хорошо работаешь!» Сколько бы потом ни говорили Марии комплементов разнообразные молодые люди, редко что из них могло сравниться с этой мимолётной похвалой.
Но мимолётность – ключевое слово в этой истории. Недолго Мамаев преподавал в их школе. К концу учебного года он рассорился с директрисой и покинул свой пост.


Тёплым майским днём, в преддверии лета Мамаев небрежно сказал классу, что в следующем году у них будет другой преподаватель. Класс для приличия вздохнул и снова принялся строить планы на лето каждым своим учеником в отдельности. Каждым, но не Марией. Для Марии это был конец. Она еле сдерживала слёзы, что-то внутри неё оборвалось.
Вечером она старательно, изо всех сил рисовала ветку сирени, глядящую ей в окно, чтобы завтра, подкараулить учителя, и робко, тогда ещё робко, проговорить ему: «Это Вам». Проговорить и тут же убежать. В ту пору она не умела ещё нравиться мужчинам.

Мария была из обеспеченной семьи. Родители заталкивали в неё знания, как будто она безразмерный сундук. Увидев, что девочка их грустит, они решили, что ей надо заняться чем-то новым и увлекательным. Занятия с репетиторами по трём языкам было прекращены, и Мария пошла в танцевальный кружок.
Танцы скоро помогли Марии забыться. Она уже взрослела и становилась все более привлекательной. Появились в жизни эти сначала робкие, но потом все более бурные ухаживания. И вот от парней уже и отбоя нет.


Тут голова её совсем закружилась. Учиться не хотелось, хотелось ехать куда-нибудь с кем-то новым, и веселиться, и танцевать. Возможно, это следствие развода родителей. Мать ушла в бизнес. Отец, известный врач, завёл себе другую семью и продолжил разрываться между ней и медициной.
Мария хорошо танцевала, могла спеть, играла на фортепиано и говорила на трёх языках помимо родного, но абсолютно не умела ничего доводить до конца. Она пробовала выучиться на журналиста, дизайнера, юриста, но всё побросала.


Мать устроила её работать в компанию своей подруги. Но Мария, никогда не нуждавшаяся в деньгах, не могла заставить себя рано вставать, прилежно ходить в офис, и интересоваться работой. Ведь всё это иллюзия, выдуманный мир преуспеваний, а настоящий мир в вечном движении, созерцании, ощущении… Матери было за неё неловко, и отношения у них заметно ухудшились.


Другое дело – отец с драгоценным чувством вины! Встретится с ней раз в пару месяцев, они поболтают, он даст ей денег, которых хватит до следующей встречи, и они разбегутся!


Так и сложилась жизнь Марии. Тусовки, случайные знакомства, беспомощность и мимолётность! Вся непризнанная артистическая тусовка столицы была влюблена в неё! Но она никого не любила и считала, что жизнь её напрасна.
Когда ей было около двадцати пяти, она встретила молодого бизнесмена из такой же, как у неё респектабельной семьи. Тот, несмотря на все свое трезвомыслие, тоже влюбился в Марию. Но только не безумно, а с небывалым чувством собственного достоинства. И Мария ни с того, ни с сего вдруг ответила ему взаимностью. Дело шло к свадьбе. Отношения с матерью потеплели. Мария уже начала кататься по свадебным салонам в поисках платья. И все бы было хорошо. Как вдруг, на очередной великосветской тусовке, куда Мария пришла с женихом, встретила она странно знакомое лицо…
Илья Мамаев – мужчина среднего роста с всё более настойчиво прорисовывающимся брюшком под артистической рубашкой стоял и небрежно беседовал с родителями её жениха. Он лениво жестикулировал, говорил что-то о своей недавней поездке в Америку.


Мария стремительно направилась к ним.


– Мария, – любезно заулыбалась её будущая свекровь, – Знакомься, это художник Илья Мамаев.

Мария улыбнулась одним кончиком губ. Посмотрела загадочно. Играла какая-то совершенно дурацкая музыка. Поймав взгляд Мамаева, она сказала:
– Пойдёмте танцевать!

Мамаев несколько опешил. Лет двадцать он не танцевал точно. Но Мария взяла его за руку и поволокла куда-то.

5

Мамаев проснулся рано. Теперь это с ним часто. День операции приближается. Что будет дальше?


Не надевая очков, он смотрит за окно. Видит только наслаивающиеся друг на друга тени. И серо, так серо. И внутри тоска.

Сейчас бы поддержку семьи. Главные слова. Но семья вся растеряна. Жена пару лет назад умерла. Сын не хочет с ним общаться, даже фамилию сменил. Семья… Он один, абсолютно один в своей большой квартире.
Операция обещает быть успешной. Потом, когда он оклемается, уедет куда-нибудь в Индию очень-очень надолго. Как он давно обещал себе уехать.
Раздаётся звонок в домофон. Мамаев вылезает из кровати, накидывает на себя халат и все так же, не надевая очков, идёт к двери.

– Кто? – спрашивает он устало, менее всего интересуясь, что услышит ответ. – Мария? Какого чёрта? – открывает дверь.

Возможно ли от неё хоть когда-нибудь отделаться? Целый год не было видно. И вот, опять. Опять войдёт, начнёт скандалить, требовать. Старо как мир.
Вот она стремительно входит. Не ждёт, когда он поможет ей снять пальто. В такой холод в таком тонком пальто, откуда у неё столько здоровья?

– Привет, Мария, – она не отвечает, идёт на кухню, находит в буфете остатки рома, выливает их в первую попавшуюся кружку, и смотрит на него с ненавистью и усталостью:

– Это ты во всём виноват!

Опять по накатанной дорожке. Ничего не меняется. Несколько дней они с ней развлекались, любили друг друга, он её рисовал, фотографировал. А потом началась обычная жизнь. И она стала скандалить, претендовать, чтобы он всю свою жизнь посвятил ей. С чего бы это? Она была не лучше, не хуже всех других его женщин. Но она требовала больше всех:

– Нарисуй меня.
– Я уже рисовал тебя, Мария, – в очередной раз устало скажет он.
– Нет, ты не так меня нарисовал. Так меня любой уличный художник нарисовать сможет. Нарисуй меня так, чтобы меня оправдать. Так, чтоб, как ни живи дальше, чем не страдай, мир тебе только «спасибо» скажет…

– Куда загнула, однако…
Потом она изрядно напьётся, войдёт мастерскую, найдёт в ней самый его лучший портрет, первый его успех, и начнёт выговаривать, что это она должна быть нарисована. Потом исчезнет на пару месяцев, потом снова появится. Бесконечное дежавю.


– Успокойся, Мария, – он машинально обнимает её, без всякого чувства, зная, что это помогает.
– Прости, прости… – уже всхлипывает она. – Это я ненормальная, я!
День начался с жалости к себе. Теперь приходится жалеть её, как будто это ей хуже всего на свете!
Ром уже аккуратно разлит по рюмкам, они снова идут в мастерскую. Она находит тот портрет и уже спокойно, но не без печали говорит:
– Почему все-таки она? Это должна быть я.


– Не должна, Мария. Ищи себе художника, которому нужна твоя утомленная декадентская красота. А за мной оставь любовь к тем лицам, которые нравятся мне, – и уже с какой-то мстительной радостью, но в то же время сердечностью, как бы делясь сокровенным:

– В тебе нет этой красоты. Ты видишь эту женщину. Она хороша. Хороша сейчас. Она молода и проста. В ней нет ещё этой бюргерской пошлости. Пара лет, и она обязательно появится. Но не сейчас. Сейчас она богиня. Потом станет учительшей. И я люблю этот момент. Когда женщина богиня. Понимаешь, богиня?.. Вот если бы она всегда такой оставались. А потом появляется быт, семья, всё прочее. А ты никогда такой не станешь. Ты нервная муза не пережитого до конца декаденства, теперь в его кислотно-наркотическом преломлении.

Мария некрасиво улыбнётся, как будто она его ровесница, а не девушка, по которой сходит с ума каждый появившийся на её пути раздолбай. Мария это мерило, по которому вообще стоит судить о надёжности мужчины и даже женщины. Не попасться под её довлеющие чары может только самый морально устойчивый человек.

– Кто она? Расскажи?

Это он тоже уже несколько десятков раз рассказывал. Студентка пединститута, которую он нарисовал лет двадцать пять тому назад, а потом перерисовывал её лицо на многих своих картинах. Идеальное лицо, сквозное в его творчестве.
– Знаешь, недавно я наткнулся на ее страницу в соцсети. Я о ней почти ничего не помнил, кроме имени и фамилии. Фамилия у нее, разумеется, изменилась... Но в скобках указана девичья. И да, представь, – он разочарованно усмехается, усмехается как бы сам над собой, – она работает где-то в школе. Она сейчас совсем не та. Но глаза и губы до сих пор хороши. У неё двое детей. И, знаешь, – тут ему снова хочется уколоть Марию. – Мне, наверное, надо было добиться её, и жениться на ней, а не быть таким художником, не появляться ни в чьей жизни, никому не мешать. Я ни в чем не виноват и виноват во всем. Типичный конфликт творческого человека.

Серость дня медленно рассеивается. Они глушат вторую бутыль рома, слушают музыку. Марии становится хорошо, она откидывается на спинку кресла и уже чувствует, что её качает на волнах где-то в далёких Карибах.
Мамаев начинает возвращаться к действительности. Вот Марию успокоил. А он? Его никто не успокоит. Только врачи. Операция хорошо поколеблет его бюджет. И нет у него человека, к которому можно так ворваться в квартиру и излить на него весь накопившийся гнев.

А девушка на портрете все так же спокойна и божественна. Вот её-то ему действительно не хватает. Пусть даже потрёпанной годами. Рассказать о своей боли Марии ему не позволяет гордость. Пусть она видит его таким же недоступным и непроницаемым.


Он гладит её по голове, обнимает за плечи:

– Всё будет хорошо, Мария. Ты справишься!
Справишься не понятно с чем, но всё равно справишься. А он одинок, и не может себе позволить поделиться с кем-то своим одиночеством.
Он набивает трубку. Включает транс. И погружается в безвременье, в котором он танцует со своей идеальной моделью.
6
Кира снова приехала домой. Выспалась. Приходит на кухню. Мать там давно суетится. Завтрак готов. Уютно жужжит телевизор.
– Ну что, дочь, теперь наш город знаменит.
– Убили кого-то что ли? Тайны, интриги, расследования?
– Нет. Помнишь, Аньку Мурашеву, мою подругу?
– Нет, у тебя так много подруг…
– Ну, ту, что любит особенно твои истории про автостоп послушать и иже с ними…
– Ах да, она немного странная.
– Она оказывается теперь новая Мона Лиза!
– Чего? – Кира поперхнулась бутербродом.
–- Да, вон посмотри.
Мать включает телевизор погромче. Красивая журналистка говорит:
«Совсем недавно скончался после неудачной операции известный художник Илья Мамаев. Лауреат… победитель…» – Кира где-то слышала это имя. «Недавно выяснилось, что за женщина изображена на большинстве его картин. Об этом расскажет Мария, подруга художника, искусствовед…» А потом показывают Анну Мурашеву, смешную Анну Степановну, их город, улицы, пробуждающуюся весну…

Кира роняет ложку. Время останавливается. И вся её душа разрывается от той невыразимой музыки, записать которую чтобы, и стоит жить.