ОСТЫВШИЙ АЛФАВИТ
***
как призрачен остывший алфавит.
бегу в свой дом по вымершим ‘и кратким’.
бессмертный дух со мною говорит,
но я не верю сказочным припадкам.
наедине с мирком погасших звезд,
бесхозной красоты и лысых сосен
меня зовут гостить средь птичьих гнезд,
о сферах толковать – я безголосен,
неблагодарен, выдавлен на свет
и проклят на любовь к живущим тварям.
от самого себя спасенья нет.
спасенья нет. я времени подарен
как лакомство к роскошному столу,
а время лишь таращится на блюдо.
в кастрюле снов кричу «ау-ау»,
но слово вычерпнут – и нет надежд на чудо.
***
сковырнешь подсыхающий прыщик,
и лениво потянется гной.
кто меня в этом городе ищет?
для кого я расту на убой?
колупаешь отверстия неба,
как широкие ноздри потерь,
а оттуда летит непотреба
на земную нелепую твердь.
роешь дальше, а там уже всуе
говорить и нельзя до кого,
где он пташку в деревьях рисует,
кашеварит с капустой пирог.
но в процессе толкнут и за угол —
тумаки, тумаки, тумаки.
в этом городе скрюченных пугал
тебя месят в четыре руки,
бьют об голову «балтику тройку»,
собирают остатки в букет,
соскребают деньжат на попойку
да используют как трафарет
твою тушу и с лобного тянут,
бороня дворовой чернозем.
ковыряешь — доходишь до ямы —
сиротеет однушка внаем.
***
Простывший мир не дышит над картошкой —
совсем зачах.
Мы лишь играли в счастье понарошку
в пустых речах,
жгли лестницы в чертог на перевалах
меж сме и жи,
прогуливались в памяти провалах,
где слог лежит,
копается в мозаике из буков,
чтоб азом стать.
Я слышу их зачатие от звука,
держу их мать
за тощие конечности при родах,
за пси и кси.
Я верую в награду переходов.
Сажусь в такси
и двигаюсь по миру аппликаций
слепых детей,
где каждый прекращает притворяться.
Как в темноте,
не вижу лиц, не вижу очертаний
бумажных тел,
а слышу просьбу:
— Мама, почитай мне
про наш удел
на этой заколдованной бумаге,
в слюнях, в клею, —
то я́ стою в судéб универмаге
и слезы лью,
и чувствую нелепость каждой ветки
и всех светил,
как в листике, как в домике, как в клетке
мазок чернил.
То я́ стою и всматриваюсь в лужу
из ПВА,
и вижу – из меня в ночную стужу
растут слова.
***
вспомнишь сигарету после педа
и девичий хохот во дворе.
— насовсем когда-нибудь уеду,
но вернусь обратно в октябре.
будут зарубцовываться раны,
будет сыпать ива-конфетти,
будут забулдыги-наркоманы
в те же закоулочки идти,
по которым, бывший соплежуйкин,
я слонялся, веря всем и вся —
полыхало сердце, как буржуйка,
перед всяким гадом лебезя.
не уехал. и не возвращался.
конфетти сжигают по весне.
место, где с собою повстречался,
не висит у скорби на блесне.
***
Иванов отбрасывает тень.
Что нам всем до тени Иванова?
Киснет молоко, молчит корова,
день людской сменяет божий день.
Каша собирается в комки,
в странных человеков/кое-каков.
Иванов в эпоху новых знаков
ржой полег на старые замки.
Что внести в обглоданную быль
и куда спровадить Ивановых?
Кто вмешался в праздник тел белковых
и былых героев сдал в утиль?
Я брожу медведем-шатуном
по сугробам пакостных вопросов,
друг на друга лают паровозы,
моционят тучи нагишом;
крючится Кондратий Порошков,
катится Колёскин по ухабам,
Кислодрыгин верит баобабам,
отбирает корни от вершков.
В спячке тень. Схоронен Иванов.
Правят бал каратели и трусы.
Все на том же месте, только вкусы
выпадают чаще из штанов.
***
Вытер сопли вот-вот да молочную пенку с губы,
хоть успел побывать и пьянчугой, и мужем нелепым.
Мне наскучило бремя жестокой неравной борьбы
Иоанна-дебила за право быть в славе воспетым.
Нынче взрослые сопли пускаю, чтоб слиться с толпой,
и у рта собираю от злобы вонючую пену.
В честь кровавых вождей я готов уходить на покой,
только кто мне за доблесть такую припрется на смену?
***
Кружит ворон над городом икс,
усредненным до всеузнаваемости.
С детворою балакает Сфинкс
и доводит их мысли до крайности.
Я ранеткой качусь по кайме
мимо вид потерявшей бажовщины:
мимо ящеров с планами общими,
разноцветов-камней в пятерне.
И хозяйке холмов солевых
с малахитовой ступой не дремлется:
она рубит сначала под дых,
а потом запускается мельница —
чудеса, отхода, чудеса,
отхода, отхода, погребение.
Ворон, ворон, добудь мне терпения
обойти эти чудо-леса.