Лиза впервые привела к нему сына, когда тому исполнилось семь. Маленький белокурый мальчик смущенно улыбался и с надеждой смотрел на мягкую игрушку в руках биологического отца.
– Ты мой брат? – спросил сын.
– Нет, – ответил тот. – Я твой папа.
– У меня уже есть папа, – сообщил сын и снова уставился на мягкую игрушку.
Лиза виновато повела глазами и кивнула на подарок.
– Держи, это я для тебя купил, – сказал отец и протянул сыну игрушку.
– Спасибо большое, – вежливо ответил ребенок и взял протянутый ему подарок. – А что это такое?
– Это… это такое экзотическое существо.
– А разве все экзотические существа не вымерли? – удивленно спросил сын.
– Кхм, – отец смутился и решил просто идти по заготовленному тексту. – Это одновременно чайка и ёж. Догадываешься почему?
Наверное, да, – ответил сын, вертя игрушку в руках. – У него есть и клюв, и колючки. Только они мягкие. У ежа не такие
– Китайцам расскажи, – усмехнулся отец и заметил укоризненный взгляд Лизы. – Ну это же игрушка. Чтобы ты не поранился.
– А как его зовут?
– Производитель назвал его «чёж». Ну от слов «чайка» и «ёж». Но как-то некрасиво звучит, да?
– Не очень.
– Поэтому я предлагаю называть его проще – Че. Как тебе такое имя?
– Красивое имя. Короткое. А почему не Чё?
– Потому что «Че» – это звук свободы, а «Чё» – угнетения.
Лиза вздохнула, а мальчик повернул игрушку так, чтобы черные бусинки глаз смотрели прямо на него, и спросил: «Ты будешь мне другом, Че?» Че охотно закивал в ответ, и они втроем пошли есть мороженое, и смеялись, и обсуждали разные пустяки, и вновь знакомились.
--
Воскресенье – день отца. По воскресеньям меньше пробок и можно кататься по городу, разглядывать достопримечательности. По воскресеньям мамы лежат в объятиях новых пап, поэтому в городе меньше пробок. По воскресеньям старый папа водит сына на футбол. По воскресеньям сын водит папу в цирк. По воскресеньям папа с сыном поедают сладкую вату в парках, попивают добрую колу в кинотеатрах, подпевают славному гимну на стадионе. И радуются, и обнимают друга, и один правда чувствует себя старшим братом, а другой чувствует себя младшим братиком, и оба чувствуют себя так, словно остальных дней недели не существует, и этот – воскресный – самый главный, и мир задуман только ради него, и лето с рыбалкой ради него, и зима с катком ради него, и Христос воскрес только ради него.
Они часто болтали о всяком. Сынишка был любознателен, и папа готовился к их диалогам, папа разбирался в сложном и отвечал ему на все самые неожиданные на свете вопросы.
– Скажи, а почему «Спартак» назвали «Спартаком»? – вежливо спрашивал ребенок.
– Так звали известного предводителя римских гладиаторов, – точно отвечал отец.
– А кто такие римские гладиаторы?
– Это воины, которые дрались на больших стадионах древности.
– А зачем они это делали?
– Не зачем, а почему.
– Почему?
– Потому что они были рабами.
– Что значит – рабами?
– Это значит, что их жизни принадлежали другим людям.
– Кому?
– Их господам.
– Что значит – принадлежали?
– Это значит, что господа могли полностью распоряжаться всем их существованием. Они их держали при себе, заставляли тренироваться, драться. Но еще кормили, учили.
– Как моя мама?
– Что твоя мама?
– Она меня кормит, заставляет тренироваться, держит при себе.
– Ну нет. Не совсем.
– А какая разница?
– Разница в том, что твоя мама никогда не даст тебя в обиду, а господа могли раба продать, побить или отправить умирать.
– А почему они это делали?
– Потому что могли.
– Мы на даче кузнечиков ловили. Пацаны им бошки отрывали, а я своими любовался.
– Значит, ты был бы самым милостивым господином в Древнем Риме, – отец приобнял его и ласково потрепал по макушке.
– И все же, – посерьезнел сын. – Почему «Спартак» назвали «Спартаком»? Там что, рабы играют?
--
Десятый день рождения сына встречали втроем.
Папа приготовил к празднику новую большую игрушку. Больше любой прежней. Больше сына, больше мамы, больше себя. Сын давно истрепал мягкого Че до дыр, и вообще давно не возился с игрушками, но папа чувствовал, что хочет присутствовать в жизни сына больше и чаще. И находиться в его комнате незримым наблюдателем, если не больше – другом.
Лиза не давала ему такой возможности. Лиза все реже отпускала их гулять вдвоем и почти не звала его в гости. Отчим все чаще забирал ребенка с собой, купил подписку на футбольный канал и добавил стадион в избранное навигатора.
И все же десятый день рождения сына встречали втроем. Папа, мама, сын. Отчим уехал в командировку, и папа, мама, сын встречали день рождения сына втроем.
Они ждали его у входа в небольшое кафе с летней верандой. Папа опоздал на пару минут и застал сына с мамой сидящими на скамье у входа, жующими жвачку, слушающими музыку. В их ушах было по одному беспроводному наушнику.
– Опа, что за такие модные ребята?
Папа подогнал мне последние «эйрподсы», – гордо заявил сын.
– Папа? – смутился отец. – Подогнал?
– Подарил, – поправила сына Лиза.
– И чехол, – добавил сын.
И все же они ласково обнялись, и отец долго тискал сына под пристальным контролем матери. Потом зашли в кафе, заказали на троих большую лазанью, добавили немного салата, отведали местный фисташковый тирамису с вкусным травяным чаем. Они болтали про футбол, теннис и рекорды Ферстаппена. Говорили о пользе умных лампочек, границах искусственного интеллекта пылесосов и вреде дурацких уроков патриотического воспитания. Они свободно говорили о разном, но все ждали примерно одного – того момента, когда отец вручит сыну свой подарок.
И вот они вышли на летнюю веранду, и папа жестом указал на длинную красную скамейку.
– Что это? – спросил мальчишка.
– Куда это девать? – спросила его мать.
– Это твой новый Че, – ответил отец сыну. – Например, поставить на заднем дворе, – ответил он матери.
– Мы живем на четвертом этаже.
– Тогда на даче.
– Это же перекрашенный клоун.
– Я лично его красил.
– Какой пиздец, – не выдержала Лиза.
– Мам, дай телефон, – сказал сын, надел свои новые наушники и демонстративно принялся качать головой в такт заигравшей музыке.
Затем мама взяла сына за руку и повела прочь от грустных фигур расстроенного отца и перекрашенного клоуна.
Папа остался наедине с тем, кто вот только что должен был стать самым сильным выражением его любви к своему ребенку.
А ведь папа крепко постарался. Нашел сидящего на скамье рыжеволосого Рональда Макдональда и выкупил его целиком. О, это было непросто. Это было непозволительно сложно, потому что лет семь назад всех этих рональдов сожгли, выбросили, раздавили катками. Видите ли, клоуны уже не кажутся детям смешными – наоборот, вызывают ужас. Так вот папа очень постарался и отыскал одного такого на заднем дворе у бывшего сотрудника бывшего «макдака».
Дальше усердно работал. Надел кучерявый парик на рыжую голову. Выкрасил красную ерунду вокруг клоунских губ в аккуратную черную эспаньолку. Поменял стремный желтый на партизанский темно-зеленый. Обувь залил коричневым. На голову натянул берет цвета хаки. Отошел и посмотрел, обошел и рассмотрел. Чистый восторг.
И вот папа остался с клоуном Че наедине.
– Ну что, старик, все дети рано или поздно вырастают, да? – спрашивал папа, но клоун не отвечал.
– Так ведь и не схватишь, и упустишь, и не заметишь, как их вкусы изменятся, да? – клоун не отвечал.
– Какими маленькими, сладкими, послушными и понятными они были, да? И им нравилось все, что нравится тебе, да? И вот уже нет, и вот у них свои привычки, свой рок-н-ролл, свое что-то новое – из их времени, не из твоего, да? Ну хуле ты молчишь-то? Я же с тобой рос, мудила, ты был моим взрослением, к тебе я спешил пожрать что угодно вместо мамкиных борщей. Все забыл, да?
Папа вздохнул, протер лицо ладонями, сплюнул на землю, поднял тяжелое пластиковое тело со скамьи, закинул на плечи и понес прочь от этого кафе.
--
Сын виделся с отцом все реже. Еженедельное воскресенье превратилось в ежемесячное. «Спартак» проигрывал, футбол ссучился, цирк закрылся, клоуны уехали. Лиза теперь всегда приходила на их свидания, сын стал чаще говорить про успехи отчима, отцу стало сложнее отвечать на каверзные вопросы ребенка. Жизнь шла своим чередом.
Он завел привычку выходить по вечерам во двор своего небольшого дома, садиться на скамейку, забивать трубку, прикуривать спичками и вести неспешные диалоги с перекрашенным клоуном. Он рассказывал ему о том, как прошел день, что нового в старых книгах, каким мог быть мир, если бы люди не изобрели электричество. Он стал подолгу смотреть клоуну прямо в глаза, поправлять берет на его нечеловечески большой голове и иногда предлагать выкурить немного трубочного табака. Клоун молчал, стеснялся и отказывался. Наверное, предпочитал кубинские сигары.
Прошел год. Сыну исполнялось одиннадцать, но отца на день рождения не позвали.
И отец понял, что́ должен сделать. Сюрприз. Он должен организовать сюрприз.
Выехал вечером и ждал в машине недалеко от подъезда. Никого и ничего.
Выехал следующим вечером и ждал в машине недалеко от подъезда. Вот трое – отчим, Лиза и сын – зашли в подъезд. Прошел час, и двое – отчим и Лиза – вышли из подъезда.
Он поднялся и позвонил в дверь. Сын послушно спросил, кто там, и, помедлив, все-таки открыл дверь.
Папа обнял сына и сообщил, что в машине его ждет сюрприз.
В машине повязал сыну глаза темной плотной тряпкой. Повез сына к себе.
Отвел его во двор и посадил на длинную красную скамейку.
Связал сыну руки веревкой.
Связал сыну ноги веревкой.
Снял повязку с его глаз и затолкал тряпку прямо в рот.
Надел на сына красно-белую футболку и потрепанный темный берет.
– С первым днем рождения, Че! – воскликнул отец.
– Ммм, – промычал сын.
– Это мой тебе подарок.
– И чё мне с ним делать? – промолчал Че.
– Чё захочешь, – сказал отец. – Только, по возможности, будь милостивым господином.
– Ммм – промычал сын.
– Можешь кормить его, тренировать и держать при себе.
– А чё. I’m loving it, – промолчал клоун.
И они крепко обнялись, и держались друг друга, и, наверное, больше никогда не расставались – отец, сын и звук свободы.
--
Москва, декабрь 2023
(читайте больше произведений Марата Шакирова на https://t.me/mshakirov )